Этим утром Кэул решил, что стоит погулять. Город давал ему тишину и шум в одном лице. Тишину, порожденную молчанием спящих людей (прогулка обычно начиналась очень рано), а шум - это характерные звуки природы: шелест листвы, редкослышимый легкий свист, издаваемый шалунишкой ветром, залетавшим в длинные водосточные трубы. Их почти невозможно услышать обычным днем, когда по улицам грозят мужчины и женщины, на скамейках сидят старушки, а рядом во дворах играют дети. Такой звук любят извлекать мальчишки
девченки самых разных возрастов из трубочек для питья сока. Все, что для этого требуется - это подуть. Мелочь, но приятная. А еще Кэул любил голоса чаек, всплески волн, бьющихся о берег и при этом, мертвая тишина едва живого, на первый взгляд, моря. Там, в воде, жизнь кишмя кишит. Внизу, под пленкой, разделяющей границу раздела двух сред, даже там нет ни одного звука, только отдаленное эхо. Что же тогда говорить о многих акрах морской глади лишь изредка нарушаемой то тут, то там, проходящими прелестными парусниками. Нет, не механическими чудовищами, собранными из листов железа, натуральной или искусственной кожи, пластика и резины, с вечноурчащим органом - двигателем. Слава всевышнему, они были здесь редкими гостями. Зато тут было очень много рыбаков. Они и выходили в море по утрам, дабы собрать очередной улов. Но парусники. Был только один человек, которому они могли принадлежать. Развлечение? Наврятли... это был его особый способ существования. Устраивать небольшую увеселительную прогулку за деньги - всего лишь необходимость, хотя кто знает этого держателя "Корабельной" лавки. По ночам с его корабля доносятся крики пьяных пассажиров, но утром парусник плывет словно сам по себе.
Кэулу доставляло удовольствие смотреть на эту картину. Вот и сегодня он проснулся пораньше, сам не зная зачем. Дома было скучно одному, без родителей, даже без противной сестренки. Поэтому недолго думая, он оделся в черную футболку-безрукавку, светло-голубые джинсы, кроссовки и пошел гулять. Как обычно - куда глаза глядят.
С тех пор прошло уже несколько часов; город ожил; Кэул видел лица первых людей, севших на электричку, видел их полусонные лица, но шел дальше и дальше, наблюдая за природой ровно до тех пор, пока его ноги не дали знать о том, что есть предел наглости и что им нужно хотя бы немного отдохнуть.
Вняв бессловестным аргументам, парень решил отдохнуть на одной из скамеек парка, который находится в центре города. Пять минут и он там. Еще минута понадобилась, чтобы улечься на приглянувшейся скамейке во весь рост, укрыться газеткой, полученной от молодежи раздающей всякие листовки, а главное - сделать вид спящего человека. Но все было бесполезно: молодой наследник рода Лоун не смог бы уснуть днем ни при каких условиях. Привычка. Он просто вдался в размышления.
Надо же, меньше чем через месяц я получу свою первую лекцию о стихийной магии, а уже через пять лет, я буду чародеем. Темным или светлым? Кто меня знает? Я сам не знаю, хотя, нет, знаю. Я буду учиться, и я стану самым лучшим студентом, чтобы не посрамить фамилию Лоунов; чтобы возвысить, нет, возвеличить ее хоть немного. Также, как в свое время этим занимался отец...
Мысли парня гуляли по лабиринту созданных его мозгом вопросов, ответов, аксиом, абсурдных теорий, записей, набросков, даже объедков кусков памяти - всего того, что свидетельствовало о наличии любой мозговой деятельности.
Сейчас был как раз такой момент. Раньше Кэул громко выругался бы, коли при нем не оказалось листка и ручки (только вот прям совсем ругаться он не умеет). Раньше... теперь у него с собой постоянно был один из  артефактов, если можно так выразиться: его телефон, в котором он спокойно мог набрать и сохранить любой текст.
Клавиши сильно пострадали от частого использования, он работают исправно. Черная, стильная ракушка вообще работает капризно, но исправно.
Парень достал ее. Именно ее. Рози - так звали телефон. Достал и стал набирать строки...
Прелестного принца на белом коне желают они
И ищут, и ждут
В доспехах из стали, таких, чтоб глаза от блеска за секунду устали
Как жаль, ведь столько прекрасных среди них незамужними помрут
Сие четверостишье вызвало ухмылку автора, который, подумав, сменил позу. Теперь он сидел на скамейке.